Само общение с больными и врачами повергало каждого, попавшего сюда, в шок. Вся атмосфера этого заведения была пропитана отчаянием и страхом. Согласно статистике, не все умирали от рака, некоторые выживали, и число умерших от сердечно-сосудистых заболеваний значительно превышало число погибающих от злокачественных опухолей. Но сама эта болезнь таила в себе нечто зловещее, непонятное, загадочное, пугала своей непредсказуемостью и обреченностью.
Вейдеманис лежал в отдельной палате. По настоянию Романенко у палаты постоянно дежурил сотрудник милиции. Больного уже готовили к операции, и после пяти часов вечера все посещения были отменены. Когда Дронго приехал, дежуривший сотрудник милиции сообщил, что у Вейдеманиса посетители. Пожилая женщина с девушкой. Это были мать и дочь больного. Они приехали сегодня из Витебска, где скрывались целый месяц. Приехали, чтобы увидеть родного человека, возможно, в последний раз.
Вейдеманис улыбнулся. Глаза матери были полны боли, и Дронго, не в силах смотреть на нее, отвернулся. Мать, стоящая у постели умирающего сына. Что может быть страшнее? У девушки взгляд был строгий, настороженный и немного испуганный. Совсем еще юная, она многое пережила. Девушку похитили месяц назад, пытаясь шантажировать ее отца, и только Дронго удалось найти выход из этой запутанной ситуации.
Несмотря на свои шестнадцать лет, она была уже вполне сформировавшейся девушкой. Высокая, с овальным лицом и прозрачной кожей, красивыми большими глазами и тем скорбным взрослым взглядом, какой бывает у ребенка, выросшего без матери. Илзе, так звали девушку, дружески кивнула Дронго. Она знала, что он спас и ее, и отца. Вейдеманис не хотел тратить последние деньги на лечение, но Дронго настоял на операции и оплатил ее.
— Спасибо, что пришел, — сказал Эдгар, с трудом протянув Дронго руку, которую тот осторожно пожал.
Дронго пододвинул к кровати стул и сел, улыбаясь, всем своим видом демонстрируя оптимизм, чтобы хоть немного приободрить мать и дочь.
— Завтра операция, — выдохнул Эдгар.
— Не надо об этом, — попросил Дронго, — лежи спокойно. Иначе твоя мама выгонит меня и будет права.
— Вас не выгоню, — сказала женщина. Она говорила по-русски с едва уловимым акцентом в отличие от Илзе, которая училась в русской школе.
— Надеюсь, — улыбнулся Дронго, — мы еще погуляем на свадьбе Илзе.
— Непременно, — тихо сказал Вейдеманис, — они знают, что ты для нас сделал.
— Ничего особенного, — возразил Дронго, — только приехал вместе с тобой в Москву и уговорил согласиться на операцию. Вот и все. Остальное сделал ты сам.
— Они знают, что ты сделал, — с трудом повторил он, — знают, что ты спас Илзе, что помог мне… — он закашлялся. Дронго покачал головой. «Он совсем слаб, а я его утомляю», — подумал Дронго. Пора уходить.
— Мама, вы можете оставить нас одних? На минутку, — неожиданно попросил Эдгар.
— Разумеется. — Бросив взгляд на сына, мать взяла за руку внучку, и они вышли из палаты. Вейдеманис взглянул на Дронго.
— Спасибо тебе, — произнес он, закрыв глаза, — ты подарил нашей семье надежду.
— Друг мой, — с заметным волнением ответил Дронго, — мы с тобой больше чем братья. У нас столько общего. Мы потеряли страну, в которую верили, которую полюбили. Потеряли друзей, которые нас предали. Потеряли любимых женщин. Мы с тобой одинаковые, Эдгар. Может, тебе повезло больше. Ты заболел, и твоя боль выплеснулась наружу. А моя сидит где-то глубоко внутри. Для своих стран мы почти предатели, для России всего лишь представители этих стран, непонятно зачем очутившиеся в Москве. Мы повсюду чужие, Эдгар, и нашей Атлантиды давно не существует. Мы последние из атлантов и должны помогать друг другу.
— Ты не умеешь утешать, — усмехнулся Вейдеманис, открыв глаза.
— Не умею, — кивнул Дронго, — знаю, ты неверующий. Но если Бог все-таки существует, надеюсь, завтра он спасет тебя. В награду за все твои мучения. За все страдания, Эдгар. Уверен, существует некая мировая гармония. И когда зло достигает предела, приходит добро. Иначе мир перевернулся бы.
— Спасибо тебе за Илзе, и вот о чем хочу тебя попросить… Если со мной что-нибудь случится, не оставляй их. Они совсем одни. В Риге живет моя сестра. Если они захотят туда перебраться, помоги им. У нас сейчас две квартиры в Москве, одну я недавно купил на последние деньги, там пока даже мебели нет. За две квартиры можно получить солидную сумму… Помоги им.
— Обещаю. — У Дронго задрожали губы, и он отвернулся.
— Спасибо. Ты удивительный человек, Дронго, никогда в жизни не встречал такого, и не потому, что ты мыслишь как хороший компьютер. В тебе есть качества, которые я всегда ценил в людях. Цельность, вера в себя, вера в свои идеалы. Ты один из немногих, кто не оплевывает свое прошлое… Может быть, поэтому…
— Тебе нельзя много разговаривать, — сказал Дронго.
— Можно, мне сейчас все можно, — махнул рукой Вейдеманис, — если завтра все пройдет хорошо, я буду жить. Если нет, значит, так мне суждено.
— Я позабочусь о твоих близких, — пообещал Дронго, — можешь не беспокоиться. Все будет хорошо.
— И еще, — выдохнул Вейдеманис, — насчет Кочиевского. Он очень сложный человек. Мстительный, злопамятный. Он может им навредить.
— Уже не может, — сказал Дронго, — когда мы привезли Труфилова в Москву, а тебя положили в больницу, он покончил с собой. Сгорел на собственной даче. Три недели назад состоялись похороны.
— Тогда все в порядке, — Вейдеманис снова закрыл глаза. — Но его люди не успокоятся. Берегите Труфилова.