— Я вообще ни с кем не встречался, — сказал Дронго, — если не считать генерала Потапова из ФСБ, моего старого знакомого.
— Возможно, это лишь слухи, — сказал Романенко.
В это время ввели Хатылева.
— Садитесь, Хатылев, — сказал Романенко, когда конвоир вышел, — нам нужно с вами поговорить.
— Я подам жалобу прокурору, — заявил Хатылев, усаживаясь на стул, — ваша сотрудница избила меня при задержании.
— Не валяйте дурака, — сказал Дронго, — во-первых, вас избила не сотрудница Романенко. Он следователь прокуратуры, а она майор милиции. Во-вторых, она ваша близкая знакомая, и у нее были на то причины сугубо личного характера. И наконец, в-третьих, советую вам не подавать такой жалобы. Сокамерники могут это истолковать по-своему, мол, вы не мужчина, если позволили женщине себя избить, и сами знаете, что в этом случае будет.
— Нет, — испуганно сказал Хатылев, — не нужно ничего говорить. Я не буду подавать жалобы.
— Прежде чем вас передадут сотрудникам ФСБ, — продолжал Дронго, — хочу задать вам несколько вопросов. Кто, кроме Попова, с вами встречался? Только без вранья.
— Очеретин и Шпицын. Я вам все рассказал. Больше я никого не знаю.
— Вы умный человек, Хатылев, — сказал Дронго, — хотя и подлец. Так что подумайте и постарайтесь вспомнить, как вел себя Попов, когда возникала непредвиденная ситуация. Сразу говорил, что надо делать, или спустя некоторое время?
— Сразу он никогда ничего не говорил. Был очень осторожен. Указания давал только на следующий день. По телефону. В лучшем случае через несколько часов.
— Все ясно. — Дронго переглянулся с Романенко. — Теперь вспомните свой разговор с ним о Галине Сиренко. Где он происходил? У него дома?
— Нет. В какой-то полутемной квартире.
— Вы уверены, что он был там один? И почему в темной? Свет отключили?
— Не знаю. Горели только светильники, шторы были задернуты. Я подумал, что так и надо, и ни о чем не стал спрашивать.
— А когда вы узнали про Труфилова? При каких обстоятельствах Галина вам про него рассказала? — спросил Дронго.
— Я скажу, только вы ей не говорите.
— Не буду. Не ради такого мерзавца, как вы, а ради нее, чтобы не нервничала.
— В постели, — выдавил Хатылев, — она всегда откровенничала в постели.
— Ну и подонок, — поморщился Романенко.
— Когда именно это произошло?
— Ночью. Она сказала, что он летит утром в Берлин, и я сразу позвонил Попову.
— А насчет показаний Ахметова?
— Вы же все это знаете. Я приехал к ней, и она мне сказала, что в десять вечера Ахметов будет давать показания. Сообщить об этом Попову из ее квартиры я не мог и поспешил уйти, чтобы позвонить ему по мобильному.
— В котором часу это было?
— В половине восьмого. Или около восьми, точно не помню.
— Теперь последний вопрос, — сказал Дронго, взглянув на Романенко.
— У нас еще есть время, — кивнул Всеволод Борисович.
— Скажите, Хатылев, вы хоть понимаете, какой вы мерзавец?
Хатылев вздрогнул, но ничего не ответил. Только опустил голову.
— Уведите, — крикнул конвоиру Романенко.
Когда Хатылева увели, Дронго обратился к Романенко.
— Нет сомнений, операцию разрабатывал не Попов. Он был только связным. Кто-то очень умный стоит за всем этим. Это он «заказал» Труфилова, он вычислил провал Хатылева и убрал Попова руками того же убийцы.
Дверь открылась, и конвоир ввел второго задержанного — Константина Шулякова. Водителя. Тот в нерешительности остановился у дверей.
— Садитесь, — сказал Романенко.
Водитель опустился на стул, переводя взгляд с Дронго на Романенко. Проведя ночь в камере, он выглядел жалким и насмерть перепуганным. Боялся, что его убьют, и глаз не сомкнул, ожидая нападения.
От Дронго это не ускользнуло, и он сказал:
— У нас мало времени, расскажите все, как было.
— Я уже рассказывал, — дернулся Шуляков, — добавить мне нечего.
— Вы соврали, — сказал Дронго, — говорили, что все время сидели в машине и лишь потом поднялись наверх. Но я думаю, что это не совсем так. Ведь это вы позвонили в квартиру, заставив хозяйку открыть дверь. Потом спустились вниз и не знали, что там случилось, пока снова не поднялись в квартиру. Но поднялись вы не просто так, как утверждаете, а потому, что заметили убийц и заподозрили неладное. Вы сказали, что открыли дверь, увидели убитого Очеретина и взяли его мобильный. Просто так. Я вам не верю.
— Откуда вы все знаете? — с ужасом спросил водитель.
— Догадался, — поморщился Дронго.
— Я вошел и взял его мобильный, — прошептал Костя.
— В такой момент человек меньше всего думает о телефоне, — возразил Дронго, — вы впервые в жизни увидели человека, убитого с такой жестокостью. Это вас видела соседка на лестничной площадке, когда вам стало плохо. И в таком состоянии вы взяли мобильный телефон? Ни за что не поверю.
— Чего вы от меня хотите? — спросил Шуляков с несчастным видом.
— Правду. Зачем вы вошли в квартиру? Вам ведь хозяйка не разрешала входить без вызова. Но вы вошли и взяли мобильный телефон, несмотря на то, что там был убитый. Отсюда вывод: телефон в этот момент позвонил. Я прав?
— Да, — выдохнул Костя, — позвонил. И я открыл дверь.
Романенко не мог сдержать восхищенного восклицания. Его поражала проницательность Дронго, способного превращать второстепенные детали в неопровержимые аргументы.
— Кто звонил Очеретину? — спросил Дронго.
Водитель опустил голову. Он боялся назвать имя.